Отзыв на дораму Рождественская роза

«Что в нас самих ищет истину? Сознание или сердце?

Я взялся за это дело, чтобы доказать, что мы все равны в глазах закона.

Но глаза закона — это ваши и мои глаза.

Правосудие будет лишь отражать наши предрассудки, потому наш долг - искать истину не глазами, не сознанием, не страхом, не ненавистью, а сердцем.

Другого способа нет».

«A Time to Kill»

Рождественская роза…

Цветок, почему-то зацветающий в самые холодные и тёмные зимние месяцы…

Фигурка-оригами, складываемая именно в минуты чёрной тоски и безысходности…

Несмотря на внешне незамысловатый сюжет, лаконичность художественных средств и узкий круг персонажей, фильм оставляет после себя непонятное до конца ощущение смятения, изумления. Будто кто-то «пристально и строго» взглянул на тебя.

Первое, что видишь в фильме – замкнутость пространства: полутёмный зал суда, маленькую, тускло освещённую комнату главной героини, мрачноватую камеру, где подсудимый встречается с женой. Ничего не понимаешь, ничего не чувствуешь. Словно пытаешься что-то искать в потёмках чужой души.

Словно наивно рассчитываешь  легко осмыслить непростые взаимосвязи четырёх героев фильма. Всего лишь четырёх…

Обвиняемый. Потрясающий Чан Чэнь… Холодные, осторожные, словно скользящие по поверхности, движения глаз. В них невозможно заглянуть. И никак не понять, что же твориться там внутри. Отточенные, замедленные жесты, непроницаемое выражение лица. Сдержанность – как будто бы максимально возможная, и – кажется, совсем несвойственная человеку, оказавшемуся в такой ситуации. Он не произносит ни слов признания, ни оправдания.   Словно желая утаить то, что способно ещё больше всё осложнить.

Истец (Кейт Йен).  Тоненький срезанный цветок,  прячущий боль глубоко внутри. Душа, агонизирующая от одиночества, словно наполовину окаменевшая,  обессиленная в борьбе с рвущимися на волю (и не принимающими доводы рассудка) мечтами. Для чего она обрекает себя на мучительную психологическую пытку разбирательства в суде? Сможет ли судебное решение хотя бы облегчить её боль? Или она надеется на что-то иное? Не опасается ли она излишним откровением ранить себя ещё больше? И где найти исцеление? Возможно ли оно вообще?

Адвокат истца (Аарон Квок). Бархатные глаза – открытые, умные, ищущие. У него не получается быть беспристрастным и видеть только одно лишь дело. Он порывается судить мир через призму своих убеждений и своего опыта. Мечется между верой и неверием, понимая, что истины - не найти. Никто в ней не заинтересован. Глубинный страх одолевает и возможного преступника, и пострадавшую девушку. Как пройти по лезвию бритвы, чтобы  не заглушить голос разума,  и в то же время не пройти мимо боли искалеченного существа? Как не попасть в ловушку своих эмоций и не оказаться обманутым…

Адвокат обвиняемого (Ся Юй). Проницательный взгляд скептика. Расчётлив, рационален, логичен – идеальный юрист. Он всегда найдёт твёрдые факты. И создаст необходимый контекст,  в котором эти факты удобнее преподнести. Не станет задаваться вопросами веры/неверия в правоту обвиняемого или обвинителя, а концентрируется на том, что должен услышать судья. И в какой-то мере он… прав. Внезапно с ним даже соглашаешься: да, существует множество жизненных обстоятельств, попав в которые невозможно справиться со сложностью и не совершить постыдного поступка. Только вот… легко судить, пока не знаешь. А если знаешь, то сможешь ли быть до конца уверенным, что поступаешь правильно?

Фильм неторопливо складывается в резкий, замысловатый многогранник из догадок, порывов, сомнений... Противостояние обвинения и защиты,  «непрямота» обвиняемого и пострадавшей – здесь как балансирование у острого края… Каждый из героев  – в шаге от фатальной ошибки. Неверное движение одного -  одного погубит всех.

Страшно преступление уже совершено? Да, несомненно. Но…  возможно, - нет? Или, может быть, ещё пока - нет? Будет ли выходом  из ситуации – просто бросить всё на чашу весов Фемиды? Или, всё-таки лучше «остаться под розой» – сохранить в тайне?

Осуществимо ли совсем невероятное – достучаться до самих себя, преодолеть свою тёмную человеческую боязнь, прорваться  друг к другу сквозь толщу неправоты и самооправданий? Как же это нелегко - осознать, что не всякое скрывание есть ложь (как и не всякая ложь исключает достижимость последующего доверия).

Финал - пронзителен.  Но здесь - нет удара наотмашь. Скорее, это резкая вспышка света в темноте - бьющая по глазам, ослепляющая. Перечеркнуты все наши угадывания «на ощупь», все «разглядывания» в сумерках. Снова ничего не видишь, не можешь себя понять…

Только чуть позже неожиданно цепляешься за этот ненавязчивый, словно случайный, символ красной розы. Это ведь сам земной мир, наполненный желаниями, страстями,  и в то же время… жаждой милосердия.

И отчего-то вдруг вспоминается одна христианская притча о том, почему у розы появились шипы.

Ещё до того, как стать одним из цветов земли, роза росла в раю -  и тогда у неё не было шипов. Только после грехопадения человека роза облачилась в шипы, чтобы напоминать ему о совершённых грехах.

Но аромат и красота розы – не тоска ли это по райскому блаженству, не надежда ли на чудо? На шанс прикоснуться к несбывшемуся, невозможному?

Именно поэтому мы осмеливаемся дарить кому-то  розы. Именно поэтому решаемся их принимать.