Отзыв на дораму Список архива Ланъя

Почему «Ланъя», почему разные по возрасту, полу, характеру и интересам люди ставят десятки на рейтинге, почему так — ведь море разливанное  подобных – под тем или иным углом сравнения – дорам «усятых» в Китае, Корее, да и в Японии — и что? Про мир я не говорю ­ — только про дальневосточников. Что тут такого, что сердце стынет и ноет, млеет и томится — как птица в силках, как рагу в горшочке? Что тут случилось такого, чего еще не бывало? Не знаю — и чем больше думаю, тем меньше могу объяснить это «от головы» — «мальчики» скажут, что это из разряда веры — принять без рассуждений и гордо носить цвета и знаки... Наверное, не без этого тоже — это должно ведь как-то воздействовать на душу и разум, но ведь и всё должно, задача всех средств «развлечения и привлечения» именно такова, но далеко не всё срабатывает, а бОльшая часть вообще проходит со знаком минус.

Что это было для меня – я пообещала себе сформулировать свое восприятие «Ланъи» после второго просмотра, потому что первый был весь на эмоциях яда «огня-стужи» – именно так я себя и ощущала — то жар бросало, то в холод (второе, конечно, чаще —“The winter is coming”) — и написать ничего не получалось путного — не оформлялось ничего — и даже не думалось. Второй просмотр привел чувства в относительный порядок — впечатления не испортил, но позволил кое-что «обсистемить» и как-то отстраниться от приворота этим ядом — хотя бы капельку.

Для себя определила первую ассоциацию как воспоминание о забытой и неведомый нынешним молодым книге «Как закалялась сталь» былой школьной программы — до колик нелюбима мною в детстве и юности она была — я предпочитала «Повесть о настоящем человеке», но там было проще — там безногий преодолел себя и судьбину свою хромую и вновь стал летчиком, а в «Как закалялась…» человек остался слепцом, прикованным к постели и способным лишь диктовать воспоминания «о днях горячих».

Когда сравнивают «Ланъю» и «Монтекристо», не учитывают один важнейший момент: Эдмон Дантес вернулся вполне себе живым и полнокровным, и месть свою он вкушал пусть и холодной, но за обе щёки — и месть была его личной — те люди отвечали за обиду ему, и только ему. И несмотря ни на что (я не о книге сейчас, а об экранизациях), к этому герою, даже в великолепном исполнении таинственного Жана Марэ (о тучном Депардье я вообще молчу), у меня даже в детстве было двойственное отношение — «делай как я» в этом случае почему-то не манило.

В «Ланъе» – в «Огненной нирване» (одно название чего стоит) — не так — в самом конце наш "королёк" (ах, какой тут император Сяо Сюань, божечки мои, — это одна из самых больших удач «Ланъи» — он и ребенок до старости, и безжалостный тиран, и смешливый, ностальгирующий «дядюшка», и параноидальный деспот, играющий как в шахматы и в го в своих близких и дальних. Страна — да полноте, страна ему нужна лишь как шахматная доска игроку — не больше, хотя двух своих сыновей любимых он стравливает не только игры заради, но и для того, чтоб лишний раз убедиться, что все люди низки и алчны — и все похожи на него — не на Сына Неба – небожителя Поднебесной – а на «сына человеческого», которому ничто подобное не чуждо. И жёны его— самая любимая – «благородная/талантливая супруга» Юэ, мать первого наследного принца, да та же императрица Янь, с ее замашками фельдфебеля,— ему понятны абсолютно, а иных он со временем отторгает, хоть и западает на них поначалу (слишком умных и волевых женщин он опасается), — принца Цзиня и его мать он долгие годы в упор не видит — и именно потому, что они на подсознании, на инстинкте животном раздражают его своими «нездешними принципами», высокоморальностью, неподкупностью и цельностью — с такими фиг поиграешь, их не подкупишь и не испугаешь насмерть. И вслушиваясь в финальные слова Мэй Чан Су, он еле сдерживается, чтоб не завизжать, — не желает принять правду о себе, не хочет ничего слышать и ничего разбирать — тот, кто внутри него живет, devil inside, прекрасно помнит, как раздражали его —расправлявшегося с близкими людьми как с пешками — все эти праведники и подвижники, как трудно ему было держаться на их уровне, как невозможно было их — не понять, куда там — выносить даже просто...

Так о чем я — эта история мести — согласно прозрению нашего королька в последних сценах — о возвращении призрака, чистого духа, а не живого человека. Поэтому воспринимать «гения Цилиня» как живого мстителя бессмысленно — он уже не человек, он дух, одержимый «одной, но пламенной» страстью — в его случае идеей — и эта идея не подразумевает мести за себя лично — он даже не сможет «пожать ее плоды», и сам прекрасно это знает изначально — ему ведом предел своего земного существования, ведом  и в самом начале, и тем более в конце, когда этот предел он собственным выбором сжимает до минимума. Вот он «выбор», о котором я вечно талдычила в своих отзывах на сагыки, дзидай-гэки и дорамы о современности, – выбор как судьбоносное решение, точка невозврата, здесь это доведено до абсолюта – до высшей кульминации, и потому для меня – несравненно. Мэй Чан Су не видит себя в «повседневности», в том времени, «когда все закончится», ему незачем путешествовать по стране, посещая заветные места и предаваясь духовным практикам продвинутого ума, — нет этого в его жизни, как нет даже близко возврата к былым отношениям, и хотя встречи с людьми из прошлого не могут его не волновать, он уже не с ними — любой стратег такого плана силен не только духом, но и телом, он ежедневно тренируется, чтобы поддерживать баланс своего существования, но тут не так — тело тут способно только тлеть, жизнь едва теплится в нем, и никакие снадобья и тренинги не способны это преодолеть. Перед нами дух и воля, во власти своей идеи-фикс. Забудем о чудесном яде «огня-стужи» — единственном по-настоящему фантастическом посыле этого сериала — примем как данность то, что нам рассказали о нем: на исцеление нет никакой надежды. Мало того, можно было изначально избежать этой доли — остаться жить пусть и в непривычном для большинства людей виде, но вполне себе сильным и здоровым, но этот человек выбирает свою голгофу сам — для восстановления высшей справедливости не для себя лично, и даже не для своей семьи, а для всей армии — для 70 тысяч человек и их семей. Виновна ли армия — хотя бы за то, что разгромила народ хуа, обраткой чего и стало предательство высших чиновников... Но армия не может быть виновна — виновны даже не офицеры — только военачальники могут отвечать за всё, да и то чаще всего — лишь кто-то один. Но отец Линь Шу, прославленный генерал Линь, присягал императору и не мог не подчиниться его приказу — вероломство тут опять же — грех императора, королька нашего — это он предал народ хуа и его принцессу (за что и был в итоге предан своим любимым и так похожим на него сыном — принцем Юем, прямым потомком правителей истребленного народа, ибо неписаный закон тех царственных дворов подразумевает, что такого отпрыска лучше бы было сразу убить...).

И вот именно такой, именно этот мститель — гений «Цилинь» — заставляет мое сердце цепенеть, от одного его вида перехватывает дыхание и мороз идет по коже — почти как в фильме ужасов, но только с противоположным вектором, потому что это абсолютная жертва во имя идеи, выкристаллизованная до звенящего хрусталя — до не подаренной в срок невиданной жемчужины, превращающейся в погребальное подношение...

Фэй Лю — это мостик, «почтовый голубь» между тем и этим миром, он один связует Мэй Чан Су с миром живых больше, чем все дорогие ему люди из его прошлого из доживших до этой встречи, — он способен и рассмешить, и умилить его — он та самая жизнь, которая едва теплится в Мэй Чан Су, — его былая физическая сила, выведенная «за штат» и оформленная в такое вот дивное существо, – по типу симбиоза это сосуществует, и это невыразимо трогательно и очень печально.

«Ланъя» вообще печальный сериал — не депрессивный, не чернушный, не уныльский — он щемяще печальный, тонкий, гармоничный, мелодичный и отрешённый — высокая ностальгия неизменно печальна и призвана придавать действию отрешённость нездешности. Всего этого тут вдоволь — можно пить полными кубками и объедаться до отвала — под дивную музыку (ах, какая тут музыка к сценам идет – «как раз такая» — как говорила Ассоль своему долгожданному Грэю при первой встрече).

Почему кто-то из героев узнаёт Линь Шу сразу, а другие только чувствуют что-то, но «не могут (или не хотят) поверить своим глазам»? Бабушка — вдовствующая императрица — уже впала в детство, когда инстинкт сильнее разума, у нее память сердца срабатывает лучше, чем обычная человеческая память.

Главнокомандующий Мэй Чжи — он самый простой человек из всех друзей Линь Шу, рубаха-парень, не намного взрослее и мудрее Фэй Лю :) — и тоже чувствует его сердцем — шкурой, что называется, он не мудрствует лукаво, не пытается разложить свои ощущения по полочкам, не философствует и не рефлексирует — он просто чует нутром, нюхом — как верный пес.

Возлюбленная Нихуан — здесь сложнее, она была настроена с Линь Шу на одну волну в их любви, но он больше не на этой волне — того Линь Шу действительно больше нет — и потому она его не признаёт сначала — хотя вся в смятении и не в силах разобраться со своими эмоциями.

Остальные просто не могут поверить в то, что такое возможно, и потому не позволяют себе думать в этом направлении, — тот же хоу Янь, отец милейшего Юйцзиня, — он начинает догадываться, ибо имеет ум стратега, но он не привык руководствоваться эмоциями и таким «ненаучным»  инструментом познания, как интуиция, — а логика тут никак не хочет подчиняться.

Та же Ся Дун настолько распята на собственной беде, что даже не думает о подобной возможности, после прозрения она становится гораздо внимательнее ко многим вещам, хотя как опытнейший «следак» всегда умело распутывает всевозможные шарады, но не эту.

Супруга Цзин, мать принца Цзина, — тут все понятно, после двух слов  в книге странствий она все поняла, дальше ей уже не нужны были никакие подтверждения, но это ее личный путь.

И наконец принц Цзин — наиболее «пострадавший» во всей этой истории с неузнаваниями — он давно бы все понял, но он был слишком юн и находился под слишком сильным влиянием Линь Шу — совсем другого по психотипу в те времена, и он им восхищался, хотел ему подражать — и был заворожен именно этим его образом, поэтому никак не мог принять такую метаморфозу.

При втором просмотре я очень впечатлилась двумя героями, проскочившими мимо моих глаз в первый раз, — принцем Юем и другом и врачевателем Чан Су «беспутным» Линь Чэнем — оба достойны отдельного разговора. Второй лекарь тоже весьма колоритен, одни его полные немого укора взгляды чего стОят.

Вообще, в "Ланъе" не счесь прекрасных героев, и очень выразительны все женские образы — и Банжо, и барышня («куня»)  Гун Юй, и супруга Цзин, естественно. Из мужчин я больше всех после Мэй Чан Су и Фэй Лю люблю Цзинжуя — совершенно потрясающий характер, идеальный герой без всякого дурацкого налета «слишком хорош, чтоб быть правдой». Ну и Му Цзин – брат прекрасной Нихуан – очень живым получился – по-юношески порывистым, но по-взрослому ироничным.

Злодеи – Ся Дзян и Се Юй в первую очередь – крайне опасны и зверски злодеисты, как и положено злодеям.

Но все-таки главное  для меня, повторюсь, — это возвращение в мир живых не прежнего человека, пусть и изменившегося до неузнаваемости, а его идеи, воплощенной в духе и очищенной напрочь от всего сиюминутного, от всех потребностей тела из разряда «здесь и сейчас», — и потому это так сильно меня завораживает. Это не терминатор, не андроид, не Бэтмен, не Супермен — это дух светел, если хотите, и даже сегодня — в Духов день — я не считаю такое сравнение кощунственным.