Отзыв на дораму Тень

Что такое Тень?
Когда ты видишь её, при малом воздействии света…
А свет? Когда тень, создает силуэт.
Два мира, которые хотят быть всем…
Тем, что откроет суть твоего Бытия…
Нельзя познать радости, коль и печали в сердце нет…
Печаль, как лекарство.
Злость, как причастие.
Ненависть, как попытка.
Добро всегда побеждает боль.
А жестокость — слабость.
Ты хищник или жертва?
Выбор, всегда за тобой.
Но учти.
Ты и тот и другой…
(Delfik 2017 г.)
 

Тёмной ночью идёт дождь. Идёт безостановочно и чуть дремотно, превращаясь в  сумрачный ливень. Этот «ливень на тысячу ли» стирает границы, уносит далеко-далеко все «дневные узы», всю суету и волнение. «Память уже не жалит, мысли не бьют по рукам»…

В такие минуты всегда вспоминаются тягучие и прекрасные кадры фильма «Тень». Кажется, что слышишь музыку оттуда, а потом накатившая волна накрывает тебя с головой.

И под тихую мелодию льющейся воды так сладко грезится желанное, но несбывшееся, то, что не сбудется некогда. Но всё же, хотя бы тенью, скользнувшей к изголовью, так хочется узреть это в краткий миг полусна.  

Пусть тени иллюзорны, но не они ли следуют за нами в любом пути и никогда не теряются? Иногда эти иллюзии - как давно зажившие раны. И никак не устоять против того, чтобы разбередить их ещё раз.

Что же не сбылось из того, чего  так хотелось? Сущие безделицы, по трезвому разумению. К слову, мне всегда хотелось, чтобы не умирал прекрасный и гордый Чжоу Юй, любимый герой  «Троецарствия». Такой «мучительный и жгучий, и лучше всех»…

Мне хотелось, чтобы дочка Гуань Юя Иньпин («дитя тигра») не разминулась с сыном Сунь Цюаня и не пошла служить лицемерному Лю Бэю. Хотелось, чтобы сам Гуань Юй надёжно охранял Цзинчжоу  и прожил бы долгую-долгую жизнь.

Так пусть этот ливень тихим шёпотом расскажет, что всё могло сложиться по-другому. А почему нет? Ведь нет ничего невозможного, а есть то, что сложно представить - мягкость порой пересиливает жёсткую силу, дождливая погода дарит возможность спасения, игрок вдруг становится пешкой (и наоборот).

Представьте тёмное зеркало, в котором можно увидеть свои странные желания сбывшимися. Что с ними делать потом? Ужаснуться? Восхититься? Или, возможно, что-то понять?

«Тень» - дивный фильм. Он похож на видение в ночь полнолуния – не сон, но и не явь, не плод разбушевавшейся фантазии, но и не реальность. Скорее, тягостное лунное откровение. Оно обволакивает холодным светом, но не позволяет себя ухватить и распознать.

Как и во сне, все фигуры видятся в обманчивом отдалении. Они – отголоски, «тени» тех, о ком думалось когда-то давно.

Изувеченный, но полный ярости затворник Цзы Юй терзает старые раны в тёмном убежище. В прошлом он был умелым и властным полководцем, но суровый соперник поверг его. Он оставил мир, уступив своё место «тени» – своему двойнику Цзин Чжоу, принимающему на себя атаки убийц.  А сам превратился в чудовище из подземелья, «истратил жизнь на борьбу и войны, но так и не увидел красоту мира». Он весь –  рвущаяся струна. Чёрная ярость с неистовой силой рвётся наружу. Мучительный проблеск боли в  ненавидящей полуулыбке – и снова неукротимое исступление. Незабываем эпизод его игры на цине, когда, кажется, напряжение достигает предела,  и стараешься не дышать, чтобы не впустить в себя эту темноту…

Это первое наше сбывшееся желание – во всей красе. Таким ли мы желали увидеть Чжоу Юя, мечтая о его спасении? Хотели ли мы, чтобы он стал похож на пса, который не может отказаться от кости, не смотря на то, что изодрал пасть в кровь?

Бывает, во сне кричишь и сопротивляешься увиденному. Бывает, хочешь прервать тяжёлый фильм. Здесь – не тот случай. Дотянуться не хватит сил. Как невозможно остановить дождь, так и не уйти от того, что будет дальше. Только бы не сорваться в пропасть, подобно лунатику, идущему по краю…

Вот он - далёкий ненавидимый враг главного героя, Ян Цан, воплощение «бога войны» - твёрдый, уверенный, бесстрашный, готовый стоять насмерть ради защиты Цзинчжоу. Он не напрашивается на открытый конфликт, пока Цзы Юй сам не вызовет его на поединок. Ян Цан – заступник. Силы дождя на его стороне. Но той бурной неистовости, которая была в Гуань Юе, у него нет. Ян Цан спокоен и даже расчётлив. Ведь так заманчиво заставлять всех играть по своим правилам. Он принимает предложение государя Пэй о династическом браке и выдвигает условие, что его сын примет царскую сестру Цин Пин, но не как супругу, а как наложницу…

А мы помним другого «бога войны», верно? Но ведь так хотелось, чтобы было всё по иному? Тогда стоит забыть те горделивые слова Гуань Юя о том, что "негоже дитя тигра отдавать сыну рыжей собаки"…

Предназначенные друг другу юные герои были разлучены в «Троецарствии». А здесь они встретятся. Лицом к лицу. Поплывут друг к другу, словно в танце… Цин Пин даже вернёт Ян Пину «свадебный подарок»…

Наш поэт писал:  «Мы не видим божьих сетей». В Китае говорят, что богомол, хватая добычу, не замечает, как сзади к нему подкрадывается воробей. Между тем, «тень» становится так похожа на своего хозяина, что даже враги не могут отличить их. Ступая по этому пути, Цзин Чжоу должен будет решить  – остаться «тенью» хозяина или прожить спокойную жизнь в родном городе. Но в его случае, «вернуться – совсем не значит вернуться домой; вернуться домой –  не значит, что дом всё ещё есть» (Си Чуань). Можно только стать хозяином самому себе и победить в нечеловечески сложной игре. Призывать Небеса бесполезно – вокруг мрак, и, кажется, что боги спят. Остаётся лишь вступить вглубь этой холодной темноты, дать волю своему гневу. И тень «становится чем-то большим, чем то, что её отбрасывает». Красивые, грустные, иногда «нежные до безбрежности» глаза Цзин Чжоу становятся ледяными, а к финалу в них полыхает ожесточённое ликование. Жертва оборачивается таившимся в норе хищником.

В фильме завораживают танцы-поединки на огромном чёрно-белом круге инь-ян, эти движения, когда притяжение борется с отталкиванием, а удары то летят со страшной силой, то гибко скользят по касательной. Кажется, это и есть вечная борьба в человеческой душе – «сколько в тебе есть чёрного, сколько - лучисто-светлого? чистого, увлечённого, ранящего, запретного?»

Есть устойчивое выражение: «пять цветов делают людей слепыми». Аскетичность помогает отбросить лишнее.  Может быть поэтому, в фильме только три цвета – чёрный, белый, красный. Чёрный цвет в «Книге  перемен» считается цветом неба. Небо безмолвно, но в то же время оно является высшей мироустроительной силой.  Белый цвет – пустота и тревожность. Красный – кровь и жизнь, пульсирующая, бурлящая, агонизирующая. Дрожь сменяется на неистовство, а потом всё затихает. Не знающий меры героический экстаз вдруг обрывается тишиной.

Сверкающе-белый кинжал Ян Пина покрыт красной кровью. Кинжал лежит на мостовой, а по нему течёт чёрная дождевая вода. В цикле разрушения вода гасит огонь, чёрный цвет гасит красный.

В это трудно верить, но как говорит то же «Троецарствие», «смутное время кончится, и Небо расставит всё на свои места». Проливные дожди и реки крови, звон мечей, свист стрел, потоки грязи,  безумие и гнев, безрассудность и  страстность – они следствие наших страхов потерять самих себя. Страхи рассеиваются, если посмотреть им в лицо. Тени исчезают, когда закатывается солнце. Мрак скрывает свет. В христианстве об этом говорят: «Да свершится воля Твоя».

Человеческие желания иногда бывают до безумия странными. Они как магнит. Они страшны тем, что сбываются. Когда смерть придёт к героям ещё раз, мы пожалеем, что волей нашей фантазии они остались в живых. По крайней мере, «там», в любимом «Троецарствии», они ушли достойно.

Пусть так и останется. Любимейший Чжоу Юй, «ты перестанешь мне снится, скоро совсем, а потом…»

А потом… это лунное откровение подойдёт к концу. Дождь за окном будет всё так же шуметь.

И так сладко представится, что, может быть, его капли - это все невыплаканные человеческие слёзы? Они падают на землю, чтобы наши глаза, наконец, посмотрели на Небеса и научились любить «и сквозящий свет, и вяжущую тьму»?..